ECOLOGICAL DIMENSION OF CULTURE OF INDIGENOUS MINOROTIES IN RUSSIAN ARCTIC AREA

Full Text

Арктика XXI века - регион геополитических и геоэкономических интересов многих стран мира, что обусловлено наличием огромных природных запасов, которые стали более доступными в результате глобального потепления климата и в связи с появлением современных технических разработок, позволяющих добывать ресурсы в глубоких водах. По различным оценкам здесь сосредоточено 2530 % минерально-сырьевых ресурсов мира, тогда как в регионе проживает лишь 7,5 % глобального социума [28, 37]. На площади Российской Арктики, составляющей около 10,5 млн км2, проживает около 2 % населения страны, а производится почти 12 % валового внутреннего продукта [32]. Одновременно Арктика является экологическим ресурсом всего человечества. Это касается не только ее уникальной природы, оказывающей влияние на климат всей Земли, но и автохтонного населения региона, вся жизнедеятельность и культура которых тесно взаимосвязана с окружающим ландшафтом. Коренные малочисленные народы (КМН) этого экстремального для проживания региона сохранили специфическую культуру и особое мировоззрение. В условиях набирающего темпы промышленного освоения Арктики и приарктических территорий актуализируется проблема сохранения самобытной 56 Экология человека 2015.11 Социальная экология культуры КМН, поскольку техногенные угрозы могут вызвать кардинальные изменения вмещающего (кормящего) ландшафта в связи с введением новых, интенсивных форм хозяйствования, а также иметь следствием нарушение экодемографического равновесия и этноэкологической системы: «вмещающий ландшафт - этноценоз» (включающий человека, одомашненных им животных, созданную им материальную культуру). КМН арктической зоны Российской Федерации (РФ), проживающие в 8 субъектах страны, представлены следующими 14 этническими группами: долганы, кереки, кеты, нганасаны, ненцы, саамы, селькупы, чуванцы, чулымцы, чукчи, эвенки, эвены, энцы, эскимосы. Их общая численность в арктических субъектах РФ на начало XXI века составляла 115,5 тыс. человек (4,1 % населения). Удельный вес КМН сравнительно высок в Ненецком, Ямало-Ненецком и Чукотском автономных округах (АО) - 18,7, 7,4, 31,3 % соответственно. В арктических территориях Красноярского края (ранее Таймырский АО) КМН составляют 24,8 % населения [40]. Наиболее многочисленными из них являются ненцы, эвенки, эвены, чукчи. Одновременно кереки, нганасаны, чулымцы, энцы насчитывают менее тысячи человек. Культура исследуемых этнических групп глубоко экологична и тесно взаимосвязана с естественной средой обитания, основана на принципах бережного и рационального отношения к природе. Из нее вытекают и ею объясняются все проявления культуры: тип материального производства; виды, сюжеты, семантика духовной культуры и искусства; особенности социальных норм, связей и отношений; мировоззренческий стержень народа. Природа предопределила тип материальной культуры КМН Российской Арктики. Традиционная хозяйственная деятельность КМН (оленеводство, охота, морской зверобойный промысел, рыболовство, собирательство) основана на использовании преимуществ природного ландшафта, географических и климатических условий, присвоении продуктов и даров окружающей флоры и фауны. Ее экономическая эффективность и успешность напрямую зависит от экологической обстановки и бережного отношения к природе, вплоть до минимизации собственных потребностей в ее дарах - отсюда, например, заповедные реки и озера, а также тундры у ненцев. На современном этапе в связи с тем, что нетронутых цивилизацией жизненных пространств становится все меньше, существенно сокращается удельный вес коренного населения, занятого в традиционных для них сферах жизнедеятельности. На начало ХХ! века он варьировал в пределах от 7,3 до 20 % представителей коренного народа, занятых в традиционных отраслях народного хозяйства [39]. Техногенные катаклизмы, обусловленные промышленным освоением региона, могут привести к полному свертыванию и исчезновению данных видов деятельности, и это при том, что еще в 1920-е годы признавалась необычайно высокая рентабельность, например, оленеводства. Окружающая флора и фауна предопределили тип жилища, культуру одежды и питания. Чумы, покрытые оленьей шкурой, легко собираемые и разбираемые, были приспособлены к кочевому и полукочевому образу жизни. На основе многовекового опыта использования растений и продукции животноводства выявлялись лечебные свойства даров природы, что сформировало систему здоровьесбережения. Длительный и непростой процесс складывания формы наиболее комфортного проживания в тундре и вечной мерзлоте, сложность выживания в одиночку в суровых климатических условиях оказали существенное влияние на культуру социальных связей и отношений КМН. Экономические условия заставляли людей жить небольшими коллективами, сохраняя одновременно тесные родовые и племенные связи, предполагающие взаимную поддержку на принципах «моральной экономики». Вполне естественно с течением времени социальная самоорганизация существенно изменилась, однако в ментальности народов сохранились коллективистские установки, что всячески поддерживалось как царской администрацией, видевшей потенциальную угрозу этносоциальных конфликтов в социальном и имущественном расслоении туземцев, так и советской властью, особенно в период проведения массовой коллективизации. Традиционная народная культура (декоративно-прикладное искусство, устное и музыкальное народное творчество) КМН основаны на использовании естественных материалов (дерева, кожи, меха, кости), в них отражено все многообразие природы. Окружающая среда являлась источником творческого вдохновения и удовлетворения эстетических потребностей этносов. Семантические сюжеты окружающего мира, растительный и зооморфный орнаменты украшают изделия из меха, кожи, кости, дерева, камней. Естественная среда обитания воспета в произведениях устного и музыкального народного творчества, нашла отражение в календарно-обрядовых праздниках (медвежий праздник, День оленя, День кита, праздник байдары), которые соотносятся с циклами природы и промысловой деятельностью. Система традиционных знаний целиком и полностью базируется на опыте, извлеченном в результате многовековых наблюдений за явлениями природы, циклом жизни животных и растений. Пожалуй, самое важное и характерное для духовной культуры КМН - это восприятие мира и вселенной как целостного, взаимосвязанного и взаимозависимого живого организма, где человек, общество и природа находятся в синкретичном единстве, что побуждало КМН Арктики почтительно и бережно относиться к окружающей среде, соотносить свои поступки и поведение с ней, думать о последствиях своих действий. Система запретов и табу на внесезонную охоту, отстрел молодняка и самок, соблюдение особых предписаний по сохранению популяции животных, правил и ритуалов накануне промыслового сезона, во 57 Социальная экология Экология человека 2015.11 время охоты, установление норм взаимоотношений с «хозяевами» природных стихий, леса и тундры, предписания быть милостивым ко всему живому, брать у природы самое необходимое, глубокое понимание того, что во взаимоотношениях между природой и человеком действует принцип бумеранга, - важная составляющая мировоззрения КМН. Истоки подобного мировосприятия исходят из языческих религиозных верований, которые являются ядром культуры КМН, определяют образ мышления и всей жизни в целом. С различными вариациями и акцентами в культуре народов Арктики представлены все формы языческих религиозных верований. Пантеизм (обожествление могущественных стихий природы и покровителей определенных сфер жизнедеятельности человека, связанных с экономической деятельностью), анимизм (представления о существовании души, духов у каждого объекта живой и неживой природы), тотемизм (культ животных, вера в первопредка человека в обличии животных: медведя, оленя и др.), фетишизм (культ священных мест, деревьев и камней) способствовали бережному и рачительному отношению к природе. Несомненно, в процессе христианизации КМН Севера, Сибири и Дальнего Востока первоначальные религиозные верования существенно видоизменились, нередко представляя некий симбиоз язычества и христианства. Однако принятие христианства представителями КМН нередко носило формальный характер и было продиктовано стремлением получить определенные преференции (в виде освобождения от налога (ясака) и др.) и не являлось существенным фактором для кардинального изменения их мировоззренческих ориентиров [24]. Отдаленность от крупных магистральных путей, эпизодические контакты с представителями титульной и других наций, обусловленные кочевым и полукочевым образом жизни, наряду с церковной политикой Российского государства по отношению к КМН, которая не отличалась острой конфронтационностью и религиозной нетерпимостью, позволили сохранить «культурный код» северных народов. Тематика народов северного циркумполярного мира имеет давнюю исследовательскую традицию, однако до конца ХХ века она рассматривалась преимущественно в контексте патерналистской и модернизационной концепций. Северные малочисленные этносы принято было считать отсталыми, находящимися на нижней ступени человеческого развития; ставились задачи их ассимиляции в политическое, экономическое и культурное пространство титульной нации, объясняя это необходимостью приобщения данных этносов к благам цивилизации и прогресса, улучшения условий жизни и труда. Был значителен пласт этнографических исследований, однако теоретико-методологическая база данных исследований, как правило, базировалась на эволюционистских подходах, согласно которым считалось, что детальное изучение традиционной культуры и быта КМН позволяет изучить жизнь человеческой цивилизации на его ранних стадиях развития. Последние десятилетия ХХ века положили начало качественно новому этапу в осмыслении исследуемой проблемы. Существовавшая десятилетиями политическая практика сменилась на диаметрально противоположную. Мировое сообщество приходит к осознанию ценности и значимости всех культур мира, акцентируется внимание на необходимости создания равенства возможностей и прав всех народов на самостоятельный выбор собственной исторической судьбы и форм жизнедеятельности. В числе факторов, обусловивших смену приоритетов по отношению к КМН, следует назвать следующие: 1) проблемы и противоречия на пути процессов глобализации и интернационализации, охватившие все страны и сферы жизнедеятельности, вызывают обратную реакцию, направленную на сохранение культурно-национальной самобытности отдельных народов; 2) реальность мирового политического развития рубежа XX-XXI веков - расширение процессов демократизации, в основе которой лежит признание прав и свобод всех народов, независимо от места проживания, расовой и религиозной принадлежности, форм жизнедеятельности. Данные процессы постепенно приводят к осознанию народами самоценности и значимости собственной культуры. В России повышенный интерес к проблеме коренных народов, с одной стороны, обусловлен общемировыми процессами, с другой - имеет собственные причины. В частности, на фоне распада некогда мощного централизованного государства, которое зачастую допускало серьезные ошибки в проведении этнонациональной политики, возросло стремление народов многонационального государства к самоопределению, обеспечению реальных прав и свобод, сохранению и развитию национально-культурной самобытности. Нельзя не упомянуть и о практическом интересе к КМН, которые на протяжении веков показали удивительную устойчивость ко всем видам негативной среды - как природно-климатической, так и социальной. Глобальные проблемы, с которыми сталкивается человечество, заставляют обратить внимание на причины жизнеспособности, устойчивого естественного воспроизводства, психического и физического здоровья КМН Крайнего Севера. Среди объяснений - следование традициям в образе жизни: занятиях, питании, отношении к окружающей среде. Многие катастрофические негативные события в жизни представителей КМН (алкоголизация, распространение заболеваемости и проч.) являются следствием «включения» их в общемировую цивилизацию, нарушение традиционного жизненного и социального баланса. Вместе с тем ослабление цивилизационных усилий внешней среды способствует довольно быстрому восстановлению, казалось бы, утерянной традиции. В 1990-е годы, кризисные почти для всех народов бывшего СССР, отдельные, прежде всего кочевые, народы Севера «едва ли не первыми 58 Экология человека 2015.11 Социальная экология в России со свойственной кочевникам решимостью повернули в русло отношений частной собственности и рынка, используя собственный этнокультурный ресурс - оленеводство» [13]. КМН начинают успешно вписываться в современный мир, включая и новые формы экономической деятельности, связанные с использованием основ традиционной культуры, например, экологический и этнокультурный туризм. Такая жизнеспособность не может не стать объектом пристального научного и общественного внимания. При том внутренняя жизнь северных народов, несмотря на усилия советской власти по выделению из их среды людей для занятий этнографией, могущими изнутри описать культуру, носителями которой они являлись, воспроизводится преимущественно глазами внешних наблюдателей. Многие нюансы этнической психологии могут остаться без должного внимания политических деятелей и исследователей, что может обернуться реальными угрозами для национальной безопасности страны. В частности, предоставление значительных прав и привилегий на безвозмездное пользование в местах традиционного проживания и традиционной хозяйственной деятельности малочисленных народов землями различных категорий и общераспространенными полезными ископаемыми; на получение материальных и финансовых средств не только от государственных органов, но и международных организаций, общественных объединений и физических лиц [31], могут стать «предметом торга» или безответственных идеологических спекуляций, целью которых являются огромные минеральные богатства территорий, населенных северными народами. Актуальным в этих обстоятельствах является изучение психологического настроя, удовлетворенности жизнью КМН. Осознание этого происходит; любые мероприятия, связанные с индустриализацией края, предваряет этнологическая экспертиза [49]. Однако собственно этнографическая информация, без специального анализа, отражает самый близкий современности пласт культуры. Еще со времен М. Вебера исследователи пришли к твердому убеждению, что именно подсознательный уровень культуры, являющийся результатом всей предшествующей ментальной деятельности народа, представляет собой фундамент, на котором возникают не только социальные, но и экономические отношения. Именно раскрытие «культурного кода» народа дает ключ к пониманию его прошлого, настоящего и будущего. К теме судеб КМН систематически обращаются историки, юристы, экономисты, культурологи, этнографы, краеведы [23, 44, 47]. В настоящее время изучение проблемы активизировалось как в плане теоретико-методологического осмысления, так и в контексте конкретных историко-культурных и этнографических изысканий. В связи с тем, что в международной и российской правовой практике нет единых подходов в понимании сущности и содержания используемых понятий (в частности, международное сообщество оперирует понятием «коренные народы», тогда как в России исследуемые этнические группы именуются «коренными малочисленными народами»), активизировались попытки осмысления категориального аппарата [9, 11, 34]. Значительный пласт исследований посвящен анализу жизнедеятельности коренных малочисленных народов в условиях современных глобальных социокультурных трансформаций в мире [26, 35, 42]. Традиционно повышенный интерес исследователей вызывают сюжеты, связанные с государственной политикой в отношении коренных малочисленных народов. Следует отметить, что в начале XXI века в связи с признанием самоценности культуры коренных малочисленных народов, ростом обеспокоенности мирового сообщества по поводу исчезновения уникальных памятников мировой и отечественной культуры, в том числе в результате стремительного вторжения техногенной цивилизации в зону обитания приар-ктических народов, ускорился процесс осмысления проблемы в рамках демократической парадигмы [3, 41, 50]. Исследуется влияние на северные народы результатов патерналистских усилий государств, в которые они оказались включены: образование, предполагающее насильственный отрыв от традиционных занятий и образа жизни; поощрение перехода на оседлый образ жизни, изменения структуры питания и проч. [16, 17]. На уровне солидных монографий и диссертационных исследований начинают обсуждаться вопросы, посвященные анализу и осмыслению вопросов государственного регулирования прав КМН на выбор ими собственной исторической судьбы, традиционного уклада жизни и культурного самоопределения [22, 47]. Устойчивый интерес проявляется к проблемам сохранения и возрождения родного языка и культуры КМН [1, 2, 5, 12, 38]. С конца ХХ века, в связи с интенсивным промышленным освоением северных регионов, началось и сейчас активно развивается новое научное направление, нацеленное на изучение демографических проблем коренных народов, их здоровья в условиях тяжелого для большинства населения земли климата, влияния на их образ жизни резкого вторжения цивилизации - начиная от бытовых предметов до беспрецедентного демографического давления, а также изменения климата, которое принято рассматривать как результат интенсивной промышленной деятельности людей [4, 19, 21, 27, 36]. Авторы исследований хозяйственных, социальных, культурных адаптационных механизмов к экстремальным северным условиям делают акцент именно на культуре как адаптивной системе, с помощью которой происходит отбор наиболее адекватных для выживания в тяжелых (природно-климатических или социальных) условиях стратегий приспособления [13, 17]. В числе вновь появляющихся исследовательских сюжетов - тематика экологии культуры КМН, влияния естественной среды обитания на их со 59 Социальная экология Экология человека 2015.11 циокультурные ориентиры [20, 22, 29, 33, 43, 46]. Однако данный срез темы представлен в настоящее время единичными научными разработками постановочного характера, что актуализирует настоящее исследование. В связи с вышеизложенным видится важным осуществить обобщенный анализ сущностных черт культуры КМН на основе экологического подхода, т. е. через призму взаимосвязей и взаимодействий человека и социума с окружающей средой. Социально-философское осмысление проблемы места и роли КМН в современном мире и структуре глобального социума видится необходимым осуществлять на основе цивилизационного подхода, который в отличие от формационной и эволюционной теорий признает самоценность всех народов мира и их культур, не ранжируя по степени отсталости или прогрессивности. Представляется перспективным использование теоретико-методологических подходов А. Тойнби, Н. Я. Данилевского, Л. Н. Гумилева, которые отрицали идею однолинейного поступательного развития человечества от низшей стадии к высшей и рассматривали каждый этнос как исторический уникум, развивающийся в пространстве и времени, имеющий собственную неповторимую культуру, которая достойна признания и уважения [14, 15, 45]. Данный концепт позволяет исследовать КМН как равноправных членов мирового сообщества, обладающих правом на развитие собственной культуры. Мысль Л. Н. Гумилева о том, что смена (или изменение, нарушение) «кормящего» ландшафта может привести к потере устойчивости этноса, является одной из основ для объяснения в целом неудачных государственных усилий по приобщению северных КМН к общим стандартам жизни [18]. Не соглашаясь с практическими рекомендациями сторонников Л.Н. Гумилева, которые грешат, как думается, излишним биологизмом, следует отметить обоснованность сделанного ими вывода о бесполезности и вредности «тотального государственного патернализма». Созвучны с идеями вышеназванного исследования и современные подходы в исторической и социальных науках, объединенные понятием «культурного поворота». Сошлемся на выводы израильского социолога Ш. Эйзенштадта, который на примере более многочисленных народов показал, что насильственная модернизация всегда вызывает протест, имеющий прежде всего культурные предпосылки (будь это революция или какие-то формы социальной дезадаптации) [48]. Опыт устойчивого культурного (в том числе в хозяйственном и социальном отношении) существования северных КМН, сохраняющих в условиях экстремального проживания, а также под давлением наступающей со всех сторон техногенной цивилизации свою самобытность, проявляющуюся как во внутренней бесконфликтности, так и в гармоничном симбиозе с природным и социальным окружением, можно, по мнению авторов, рассмотреть в рамках концепта «экологического императива». Автор этого понятия советский академик Н. Н. Моисеев предлагает определять его как «форму запретов и ограничений, распространяющихся на любую человеческую деятельность ради сохранения живой природы, защиты окружающей среды, жизни» [30]. Правомерность использования данного теоретико-методологического подхода объясняется тем, что традиционная культура КМН табуирована и построена на совокупности запретов и предписаний, строго регламентировавших пределы допустимости в поведении человека и в системе его взаимоотношений с природой и обществом. Совокупность вышеназванных методологических подходов позволяет рассматривать КМН как исторический уникум, развивающийся согласно собственным закономерностям, выявить сущностные черты и особенности их культуры, систему взаимосвязей с окружающей средой. Несомненно, политика ассимиляции КМН в культуру титульной нации, степень интенсивности контактов с представителями созданных на их территории проживания государств, сказалась на степени сохранности культуры КМН. Однако, отличаясь высокими адаптивными способностями к окружающему миру, эти народы продолжают попытки противостоять процессам ассимиляции, сохраняя свою культурноэтническую идентичность. Сохраняется и развивается язык как важнейший фактор этнической идентичности. По данным Всероссийской переписи 2010 года, владеют родным языком 45,3 % ненцев, 28,8 % чукчей, более 20 % селькупов, эвенов, эскимосов, более 10 % долган, саамов, эвенков [6]. За период 1959-2010 годов заметно возросла численность КМН в России. Так, общая численность эвенов увеличилась на 141,9 %, ненцев на 95,4 %, эскимосов и эвенков более чем на 56 %, чукчей на 36,2 %. Одновременно ряд этнических групп: саамы, селькупы по динамике численности пребывают практически в статичном состоянии [6, 7]. В арктических субъектах РФ за период 19892010 годов существенно возросла численность КМН, тогда как количество русских неуклонно сокращалось. Так, численность ненцев в Ненецком автономном округе (НАО) и Ямало-Ненецком автономном округе (ЯНАО) увеличилась на 16,8 и 42,3 % соответственно. Общая численность чукчей в Чукотском АО - на 7,2 %, эвенков и эвенов в Республике Саха (Якутия) соответственно на 45,6 и 73,8 %. Заметно повысился их удельный вес в структуре населения арктических субъектов РФ. Так, в НАО удельный вес ненцев возрос с 11,8 до 16,8 %, в ЯНАО - с 4,3 до 5,7 %, чукчей в Чукотском АО - с 7,6 до 25,3 %, в Республике Саха (Якутия) эвенков с 1,3 до 2,2 %, эвенов с 0,8 до 1,6 % [6, 8]. Объяснение кроется не только в сокращении естественного прироста русского населения, его массовом оттоке из северных регионов, но одновременно в росте этнического самосознания КМН в современных условиях, а также их высоких 60 Экология человека 2015.11 Социальная экология адаптационных способностях к изменениям окружающей социальной и природной среды. Как справедливо отметил К. П. Иванов, пассивное, но упорное сопротивление представителей северных народов «цивилизирующим» усилиям государства в действительности является способом противодействия разрушению «культурного кода», который у этих народов оказался более устойчивым, чем у других народов, и объясняется это особо жестким закреплением норм и навыков (внешним проявлениям «сигнальной наследственности»), что позволяло выживать населению в северных условиях [17]. Немецкий философ XVIII века И. Г. Гердер писал в свое время, что «славянские народы занимают на земле больше места, чем в истории» [10]. И действительно, в XIX и ХХ веках славяне, в первую очередь русские, становятся важнейшими акторами на сцене мировой истории. Возможно, и коренным малочисленным народам уготовлена более существенная роль в будущем, угрожающем нам не столько войнами, сколько техногенными катаклизмами, демографическим и экологическим кризисами. Дальнейшее исследование культуры, образа жизни, экологического генома, опыта адаптации и использования природного ландшафта различными этносами арктической зоны, с одной стороны, является основой для сохранения этнохозяйственной уникальности и самобытности, этнографического и культурного наследия России и мира в целом, с другой - представляется полезным для формирования природно-культурных территориальных комплексов, которые станут «результатом совместного творчества человека и природы», что будет являться свидетельством «эволюции человеческого общества под влиянием условий природной среды и социальных, экономических и культурных процессов» [25]. Статья подготовлена в рамках исследования, поддержанного грантом Российского научного фонда (проект № 15-18-00104 «Российская Арктика: от концептуализации к эффективной модели государственной этнонациональной политики в условиях стабильного развития регионов»).

About the authors

F Kharisovna Sokolova

Northern (Arctic) Federal University named after M. V. Lomonosov

Email: flera@atnet.ru
Arkhangelsk, Russia

T I Troshina

Northern (Arctic) Federal University named after M. V. Lomonosov

Arkhangelsk, Russia

References

Supplementary files